Понятно, что мне хочется обратить на себя внимание, и черт с ним, если я потом подвергнусь начальственному разносу!
Впрочем, Соболев явно понял причину моей краткой речи и незаметно подмигнул мне. Мол, действуй, старлей! Сам майор давно обременен семьей, да и тут имеет постоянную любовницу в нашем медпункте. Его не увлечь чарами молоденькой красотки.
Подходят машины, из кузовов выпрыгивают бойцы, а рядом со мной оказывается Колокольцев.
Ученые некоторое время решают, что для них важнее — личная кладь или всевозможное оборудование, и в итоге останавливаются на первом варианте. Но солдатам они до конца не доверяют, и чтобы вещи не пропали по дороге, несколько человек лезут в кабины сопровождать ценный груз.
Впрочем, в кузове оказываются лишь наиболее громоздкие чемоданы и сумки. По распоряжению академика одну машину все-таки загружают ящиками, и почти у каждого ученого на руках остается что-то из вещей. Соболев предлагает академику разместиться в кузове, но тот с негодованием мотает головой. Не то хочет продемонстрировать пример своим людям, не то просто вознамерился пройтись по чужому миру.
В руке привлекшей мое внимание девушки остается солидного вида чемодан, и я, краешком глаза уловив движение своего взводного, командным тоном рявкаю:
— Лейтенант Колокольцев! Останетесь здесь и проследите за оборудованием!
— Слушаюсь! — привычно козыряет офицер.
В глазах его понимание и долька ревности, но старший тут я, мне и карты в руки. Тем более что мужская часть ученой братии отнюдь не спешит на помощь прекрасной коллеге. Или среди них успело пустить корни пресловутое равноправие полов?
— Разрешите?
Девушка благодарно и чуть смущенно улыбается.
— Пожалуйста.
Чемодан оттягивает руку, но разве это груз для мужчины? Замечаю, как ревниво косится в мою сторону какой-то бледноватый и очень худой очкарик лет тридцати, но поздно. Поезд уже ушел, и вакантное место машиниста в нем занято. Надеюсь.
Вся наша процессия растягивается по вездесущей пыли. Умеет начальство выбирать места для лагеря. Но зеленка — намного хуже. Тут хоть подходы просматриваются издалека.
— Признаться, я представлял ученых несколько иначе, — тихо признаюсь я. — Этакими почтенными мужами, наподобие вашего академика или вон того толстяка, и удивлен, встретив среди них такую молодую женщину.
Кольца на пальце у девушки нет, но это ровным счетом ничего не значит. Запоздало доходит мысль, что она может быть какой-нибудь лаборанткой или секретаршей.
За языком вообще приходится следить. Не секрет, что в сугубо мужском обществе, особенно в военном, господствует полная свобода речевых оборотов, и не хочется невольно ляпнуть нечто, способное оттолкнуть от меня новую знакомую.
— Я уже сдала кандидатский минимум, — улыбнулась девушка. — Вы ведь тоже не производите впечатления старика.
— Стариков среди военных нет. Только на генеральском уровне. Нас на пенсию выгоняют в сорок пять лет, — я старательно расправляю плечи, демонстрируя здоровье и силу.
Но ценится ли это среди ученых?
— Что же вы после этого делаете?
— Пишем мемуары, — по правде говоря, о пенсии не думается. До нее еще дожить надо.
Девушка улыбается. Улыбка у нее очаровательна, и на душе от нее становится непривычно тепло.
— И как вы их назовете?
— «Воспоминания носильщика», — я чуть приподнимаю чемодан.
Смех моей спутницы звучит над пустыней, и ушедший вперед академик невольно оглядывается, а затем с легкой укоризной качает головой.
— Разрешите узнать, как вас зовут. В противном случае, что я буду писать в мемуарах?
— Дарья.
— Очень приятно. Меня — Андрей.
Переобуться я не успел, и потому воздерживаюсь от попытки щелкнуть несуществующими каблуками.
Даша с интересом косится на мой погон, пытаясь определить звание, но в воинских делах она явно не сильна. Да и погоны лишены просветов и напоминают солдатские. Еще по нашу сторону Врат началось полное обезличивание, дабы враг не мог сказать, кто перед ним. Вдруг неведомый снайпер слепой и тупой, и не отличит более старшего по возрасту офицера от молоденького солдата? О моем чине говорят лишь три звездочки, только многие ли женщины с ходу скажут, что они обозначают?
— Конечно, понимаю: любопытство грех, но какой наукой вы занимаетесь? — мне в самом деле интересно, кого из ученых прислали в наши края.
— Я филолог. Буду изучать здешний язык.
По правде говоря, до сих пор понятия не имею, на каких наречиях общаются местные жители. Но кто-то же договаривался с ними, следовательно, кто-то должен знать язык аборигенов.
— Тут все филологи?
— Нет. В основном физики и всякие инженеры.
Из дальнейших фраз уясняю, что впервые неведомый язык, вернее несколько языков, стали расшифровываться на какой-то лингвистической кафедре еще года три или четыре назад, и моя знакомая, имевшая склонность к подобным исследованиям, довольно быстро была подключена к этому делу и даже в аспирантуре писала какую-то работу по таинственным диалектам.
— Основа языка похожа на праиндоевропейскую. Конечно, палатализации многое изменили, но в общей системе разобраться возможно, — вдохновенно вещает Даша, а потом до нее доходит, кому она это все говорит. — Ой, извините. Вам, наверное, это неинтересно.
— Военные люди не разбираются в языках, — улыбаюсь я и выдаю: — Ху расти, джю расти, бахай расти, чету расти? В смысле, как здоровье, как дела, как семья?
Даша пораженно смотрит на меня, после чего тихо спрашивает:
— На каком?..
— На фарси. Точнее, на дари, — с оттенком небрежности отвечаю я.
Собственно, эта фраза включает чуть ли не половину моего словарного запаса, и порядок перевода звучит довольно примерно. Как-то старательно заучивал, и вот пригодилось не только в общении с приданными сорбосами. Те, надо отдать им должное, довольно прилично владели русским языком. Тут же моя краткая речь производит впечатление, и отношение ко мне, надеюсь, меняется. Во всяком случае, девушка не будет относиться к офицерам исключительно как к солдафонам, не знающим ничего, кроме Устава.
Мимо нас, отчаянно пыля, вторым рейсом проходят нагруженные машины, и из кабины одной из них мне многозначительно машет рукой Колокольцев.
— Тут всегда так? — Даша невольно морщится.
— Не знаю, — вынужден признаться я. — Нас тоже перебросили сюда совсем недавно. Должен же кто-то охранять вас.
Я уже успел узнать — в отличие от нас, ученых берегли, насколько их вообще возможно беречь в южных странах. Весь путь до Врат был проделан по воздуху — где самолетом, а последние участки — вертушками. Конечно, вертолеты тоже имеют подлое свойство падать, нарвавшись на огонь ДШК, или «стингер», но лететь все же безопасней, чем ехать по напичканным минами дорогам, да еще с постоянным риском попасть в засаду.
Дорога, к сожалению, оказывается короткой. Модули ученых уже перед нами, и рядом свалены чемоданы вперемешку с ящиками.
— Даже не ведаю, куда вас пригласить. По идее, скоро станет работать клуб. Танцев у нас не бывает, не друг с другом же танцевать, особого выбора в фильмах не обещаю, но, надеюсь, вы не откажетесь сходить со мной на какую-нибудь картину?
— Не откажусь, — улыбается Даша.
У модулей царит суета. Кто-то распределяет, кому и с кем жить в модулях, кто-то командует, куда распределять ящики, кто-то с восторгом извещает остальных, что тут есть даже банька, и осталось ее лишь растопить. Впрочем, в отличие от наших, в ученом городке имеются даже душевые. Отдельно для мужчин и отдельно для женщин.
Отсюда видно, как с противоположной стороны в лагерь втягивается очередная колонна. Мы продолжаем обживаться здесь, запасая все и на все случаи жизни.
Академик подходит к Соболеву, умытый, даже посвежевший.
— Идемте к вашему командованию. Надо решить все вопросы.
Соболев кивает мне. Солдаты уже оказали здесь всю необходимую помощь, и делать здесь нам, к сожалению, больше нечего. Колокольцев отдает команду, и бойцы лезут в кузова машин. Лейтенант бросает на меня взгляд, но я киваю на начальство, мол, деваться некуда, и взвод уезжает без меня.
Даша выходит из модуля вместе с тремя женщинами.
— Вы не возражаете, если я вечером зайду в гости? — спрашиваю я.
— Заходите, — особой теплоты в тоне девушки нет, но черт их разберет! Главное — приглашение получено.
Я пытаюсь щелкнуть каблуками, проклинаю про себя кроссовки и торопливо иду догонять майора.
Если бы все, что мы планируем, было легко выполнимо!
Глава 4
12
Умеешь, — Бхан с уважением покачал головой, наблюдая за выверенными точными движениями Бореса.
Тот сидел у переносного пульта. Вокруг круговым обзором повисла голограмма, передаваемая леталкой, единственной, которую удалось запустить. Остальные были безнадежно испорчены. Пальцы Бореса шевелились над сенсором, и картинка то проносилась, словно под ногами столпившихся главарей, то едва не останавливалась, когда требовалось повнимательнее рассмотреть какой-нибудь участок.
